Июль 1812
ПРАВИЛА
Не видеть слабостей чужих; Быть в чувстве гордости убогим; Быть очень кротким для других, А для себя быть очень строгим.
Будь слеп для слабостей чужих! Будь в чувстве гордости убогим; И очень кроток для других И для себя будь очень строгим.
1826
ПЕСНЬ УЗНИКА
Не слышно шуму городского, В заневских башнях тишина! И на штыке у часового Горит полночная луна!
А бедный юноша! ровесник Младым цветущим деревам, В глухой тюрьме заводит песни И отдает тоску волнам!
"Прости отчизна, край любезный! Прости мой дом, моя семья! Здесь за решеткою железной Уже не свой вам больше я!
Не жди меня отец с невестой, Снимай венчальное кольцо; Застынь мое навеки место; Не быть мне мужем и отцом!
Сосватал я себе неволю, Мой жребий - слезы и тоска! Но я молчу,- такую долю Взяла сама моя рука.
Откуда ж придет избавленье, Откуда ждать бедам конец? Но есть на свете утешенье И на святой Руси отец!
О русский царь! в твоей короне Есть без цены драгой алмаз. Он значит - милость! Будь на троне, И, наш отец, помилуй нас!
А мы с молитвой крепкой к богу Падем все ниц к твоим стопам; Велишь - и мы пробьем дорогу Твоим победным знаменам".
Уж ночь прошла, с рассветом в злате Давно день новый засиял! А бедный узник в каземате Всё ту же песню запевал!..
1826
КАРЕЛИЯ, ИЛИ ЗАТОЧЕНИЕ МАРФЫ ИОАННОВНЫ РОМАНОВОЙ
Описательное стихотворение (Отрывок)
(Монах рассказывает Марфе Иоанновне о прибытии своем в Карелию.)
"В страну сию пришел я летом, Тогда был небывалый жар, И было дымом всё одето:
В лесах свирепствовал пожар, В Кариоландии горело!.. От блеска не было ночей, И солнце грустно без лучей,
Как раскаленный уголь, тлело! Огонь пылал, ходил стеной, По ветвям бегал, развевался, Как длинный стяг перед войной,
И страшный вид передавался Озер пустынных зеркалам... От знойной смерти убегали И зверь и вод жильцы, и нам
Тогда казалось, уж настали Кончина мира, гибель дней, Давно на Патмосе в виденьи Предсказанные. Всё в томленьи
Снедалось жадностью огней, Порывом вихрей разнесенных, И глыбы камней раскаленных Трещали. Этот блеск, сей жар
И вид дымящегося мира Мне вспомянули песнь Омира: В его стихах лесной пожар. Но осень нам дала и тучи
И ток гасительных дождей; И нивой пепел стал зыбучий, И жатвой радовал людей!.. Дика Карелия, дика!
Надутый парус челнока Меня помчал по сим озерам; Я проходил по сим хребтам, Зеленым дебрям и пещерам,
Везде пустыня: здесь и там, От Саломейского пролива К семье Сюйсарских островов, До речки с жемчугом игривой,
До дальних северных лесов,Нигде ни городов, ни башен Пловец, унылый не видал, Лишь изредка отрывки пашен
Висят на тощих ребрах скал; И мертво всё... пока шелойник В Онегу, е свистом, сквозь леса И нагло к челнам, как разбойник,
И рвет на соймах паруса Под скрыпом набережных сосен. Но живописна ваша осень, Страны Карелии пустой;
С своей палитры дивной кистью, Неизъяснимой пестротой Она златит, малюет листья: Янтарь, и яхонт, и рубин
Горят на сих древесных купах, И кудри алые рябин Висят на мраморных уступах. И вот меж каменных громад
Порой я слышу шорох стад, Бродящих лесовой тропою, И под рогатой головою Привески звонкие бренчат...
Край этот мне казался дик: Малы, рассеяны в нем селы; Но сладок у лесной Карелы Бе бесписьменный язык.
Казалось, я переселился В края Авзонии опять, И мне хотелось повторять Их речь: в ней слух мой веселился
Игрою звонкой буквы Л. Еще одним я был обманут: Вдали для глаз повсюду ель Да сосны, и под ней протянут
Нагих и серых камней ряд. Тут, думал я, одни морозы, Гнездо зимы. Иду... вдруг... розы! Всё розы весело глядят!
И Север позабыл я снова. Как девы милые в семье Обсядут старика седого, Так розы в этой стороне,
Собравшись рощей молодою, Живут с громадою седою. Сии места я осмотрел И поражен был. Тут сбывалось
Великое!.. Но кто б умел, Кто б мог сказать, когда то сталось?. Везде приметы и следы И вид премены чрезвычайной
От ниспадения воды, С каких высот - осталось тайной... Но Север некогда питал, За твердью некоей плотины,
Запросы вод, доколь настал Преображенья час! И длинный, Кипучий, грозный, мощный вал Сразился с древними горами;
Наземный череп растерзал, И стали щели - озерами. Их общий всем продольный вид Внушал мне это заключенье,
Но ток, сорвавшись, всё кипит, Забыв былое заточенье, Бежит и сыплет валуны, И стал. Из страшного набега
Явилась - зеркало страны Новорожденная Онега! Здесь поздно настает весна. Глубоких долов, меж горами,
Карела дикая полна: Там долго снег лежит буграми, И долго лед над озерами Упрямо жмется к берегам.
Уж часто видят: по лугам Цветок синеется подснежный И мох цветистый оживет Над трещиной скалы прибрежной,
А серый безобразный лед (Когда глядим на даль с высот) Большими пятнами темнеет, И от озер студеным веет...
И жизнь молчит, и по горам Бедна карельская береза; И в самом мае по утрам Блистает серебро мороза...
Мертвеет долго всё... Но вдруг Проснулось здесь и там движенье, Дохнул какой-то теплый дух, И вмиг свершилось возрожденье:
Помчались лебедей полки, К приютам ведомым влекомых; Снуют по соснам пауки; И тучи, тучи насекомых
В веселом воздухе жужжат; Взлетает жавронок высоко, И от черемух аромат Лиется долго и далеко...
И в тайне диких сих лесов Живут малиновки семьями: В тиши бестенных вечеров Луга, и бор, и дичь бугров
Полны кругом их голосами, Поют... поют... поют one И только с утром замолкают; Знать, в песне высказать желают,
Что в теплой видели стране, Где часто провождали зимы; Или предчувствием томимы, Что скоро из лесов густых